Я сидел дома и, по обыкновению, не знал, что с собой делать. Что-то хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном, не то кого-нибудь ободрать. Ободрать бы сначала, - мелькнуло у меня в голове, ободрать, да и в сторону. Да по-нынешнему, так, чтобы ни истцов, ни ответчиков – ничего. Так, мол, само собою случилось, - поди доискивайся! А потом, зарекомендовав себя благонамеренным, можно и об конституциях на досуге помечтать.
Будет ли при конституциях казначей? – вот в чем вопрос. И вопрос очень существенный, ежели принять в соображение, что жизненные припасы с каждым годом делаются дороже и дороже, а потребности, благодаря развитию культурности, увеличиваются не по дням, а по часам. Черта ли и в конституциях, ежели при них должности казначея не полагается! Ободрать… вот это – бесподобно! Вот при «Уложении о наказаниях»1) нет казначея – поэтому оно ни для кого и не лестно. Но, может быть, поэтому-то именно оно и дано нам.
Я человек культурный, потому что служил в кавалерии. И еще потому, что в настоящее время заказываю платья у Шармера. И еще потому, что по субботам обедаю в Английском клубе. Приду в пять часов, проберусь в уголок на свое место и ем, покуда не запыхаюсь. Прежде, бывало, я разговаривал, а нынче – только ем.
Источник: Культурные люди. 1876. Собрание сочинений. 1971, Т.12, С.295. Полный текст ☞ ЗДЕСЬ
— не иначе проворовался!
Источник. Мне не известен.
Я не бывал за границей, но легко могу вообразить себе положение россиянина, выползшего из своей скорлупы, чтобы себя показать и людей посмотреть. Все-то ему ново, всего-то он боится, потому что из всех форм европейской жизни он всецело воспринял только одну — искусство, не обдирая рта, есть артишоки и глотать устрицы, не проглатывая в то же время раковин. Всякий иностранец кажется ему высшим организмом, который может и мыслить, и выражать свою мысль; перед каждым он ежится и трусит, потому что кто ж его знает? а вдруг недоглядишь за собой и сделаешь невесть какое невежество! В России он ехал на перекладных и колотил по зубам ямщиков; за границей он пересел в вагон и не знает, как и перед кем излить свою благодарную душу. Он заигрывает с кондуктором и стремится поцеловать его в плечико (потому что ведь, известно, у нас нет средины: либо в рыло, либо ручку пожалуйте!); он заговаривает со своим vis-à-vis2) и все-то удивляется, все-то удивляется, все-то ахает! «Я россиянин, следовательно, я дурак, следовательно, от меня пахнет», — говорит вся его съежившаяся фигура.
Источник: Русские «гулящие люди» за границей. 1863. Полный текст ☞ ЗДЕСЬ
…а денег развелось такое множество, что даже куры не клевали их… Потому что это были ассигнации.
Просвещение внедрять с умеренностью, по возможности избегая кровопролития.
Источник. Выражение из очерков «За рубежом». 1880.
Каламбур Салтыкова-Щедрина, сказавшего в ответ на сообщение, что в Германии за рубль только полтинник дают3): «Погодите, скоро за него будут только по морде давать».
должна держать народ свой в состоянии постоянного изумления.
Источник: мне не известен.
никогда ничего прямо не дозволять и никогда ничего прямо не запрещать.
Источник: мне не известен.
Нет, видно, есть в Божьем мире уголки, где все времена — переходные.
Человек любит успокаиваться в ожидании будущих благ, даже если бы последние были и не совсем для него ясны. Он слишком склонен утешать себя тем, что зло есть плод переходных порядков и что, вот погодите, не нынче, так завтра – все установится прочно на своих местах, и тогда добродетель предстанет во всем сиянии торжества. Но вот проходят годы, десятки лет, столетия; добродетель давно уже воссияла, а толку все нет. В ушах все с той же назойливостью жужжит бесконечная, за душу тянущая песня: «вот погодите, не нынче, так завтра»… Где ручательство, что она не будет жужжать и впредь десятки и сотни лет? Нет, видно, есть в божьем мире уголки, где все времена – переходные, и где человек, одаренный практическим смыслом и имеющий попечение о своей шкуре, должен начать с того, чтоб, отказавшись от всяких запутанных объяснений, прямо сказать себе: живем хорошо, ожидаем лучше. И затем…успокоиться навсегда…
Источник: Господа Молчалины. 1878. Цитата взята ☞ ОТСЮДА
…легионы сорванцов, у которых на языке «государство», а в мыслях пирог с казенной начинкою.
Источник. Круглый год. 1879
Горе – думается мне – тому граду, в котором и улица, и кабаки безнужно скулят о том, что собственность священна! наверное, в граде сем имеет произойти неслыханнейшее воровство!
Горе той веси, в которой публицисты безнужно и настоятельно вопиют, что семейство – святыня! наверное, над весью этой невдолге разразится колоссальнейшее прелюбодейство!
Горе той стране, в которой шайка шалопаев во все грубы трубит: государство, mon cher! – c'est sacrrrre!4) Наверное, в этой стране государство в скором времени превратится в расхожий пирог!
Источник. Убежище Монрепо. 1882
Во всех странах железные дороги для передвижения служат, а у нас, сверх того, и для воровства.
Издревле замечено, что человек необщежительный, человек, не принимающий участия в провинциальных folles journées5), непременно должен быть человеком неблагонамеренным и злоумышляющим.
Источник. Письма о провинции.
Русский читатель, очевидно, еще полагает, что он сам по себе, а литература сама по себе. Что литератор пописывает, а он, читатель, почитывает. Только и всего. Попробуйте сказать ему, что между ним и литературной профессией существует известная солидарность, — он взглянет на вас удивленными глазами.
Источник. Пестрые письма. 1884
умеряется их неисполнением.
Это высказывание, часто приписываемое С.-Щедрину или же Н.М.Карамзину, кажется принадлежит П.А.Вяземскому (1792 – 1878). Источник мне не известен.